Вопрос — ответ [= Миллионер из трущоб ] - Викас Сваруп

— А что, мне нравится, — говорю я. — Сражения — это здорово. А главное, хозяйка, Неелима Кумари, отпустила слуг на целую неделю из-за комендантского часа.

— Да уж, — соглашается Путул. — И школу закрыли на столько же.

— Вот бы взрослые каждый месяц устраивали войнушку, — поддакивает Дханеш.

— Ну-ка хватит пороть чепуху! — грохочет за нашими спинами.

Подскочив от испуга, мы оборачиваемся. Позади стоит пожилой мужчина на костылях. Высокий и стройный, с тонкой щетинкой усов на строгом обветренном лице, в зеленой армейской униформе со множеством карманов и большим ремнем. Незнакомец сердито смотрит на нас и укоризненно грозит пальцем:

— Не смейте опошлять войну. Это очень серьезное дело. На войне умирают.

Мы лишь теперь замечаем, что у него нет ноги.

Знакомимся. Как выясняется, мужчину зовут Бальвант Сингх, и он лэнс-нейк[77]в отставке. Недавно переехал в наш чоул, живет один, ногу потерял в битве.

Призвав нас к порядку, Бальвант Сингх ковыляет вперед и, не церемонясь, усаживается на стул перед самым экраном.

По телевизору идет прямой репортаж военных событий. Сначала все в зеленоватой дымке. Потом нам показывают заряженную ракетную установку. Боец нажимает на кнопку, полыхает яркая вспышка, ракета уносится в небо. Спустя полминуты вдали загорается желто-зеленый огонь и слышится эхо взрыва.

— Цель уничтожена совершенно, — поясняет армейский офицер, находящийся рядом с установкой.

И ухмыляется. Зубы у него неестественно зеленые. Десять секунд, и новая ракета заряжена. Журналист оборачивается и произносит в камеру:

— Это был наш прямой эксклюзивный репортаж о военных действиях пятой дивизии в секторе Раджастан.[78]Я Сунил Виас, «Стар ньюс», оставайтесь с нами.

Зрителям так и не сообщают, что за цель поражена ракетой, сколько людей при этом погибло, а сколько выжило. Зато на сцену выходит известный певец и с чувством исполняет патриотическую песню.

Лэнс-нейк в отставке встает со стула.

— Разве это война? — презрительно бросает он. — Детские игрушки! Вам скармливают мыльную оперу.

Мистеру Уагле не до шуток.

— А что же такое, по-вашему, подлинная война? — интересуется он.

Бальвант глядит на собеседника с насмешкой: что, мол, взять со штатского?

— Да уж не те сказочки, которые вам показывают. Сражения — это кровь и кишки. Это трупы, это руки, отсеченные вражескими штыками, и ноги, оторванные шрапнелью.

— В какой же войне вы участвовали? — спрашивает лектор.

— В последней из настоящих, — с гордостью отвечает Бальвант Сингх.

— Раз уж вы знаете, что это такое, может, поделитесь с нами? — вступает в разговор миссис Дамле.

— Да-да, пожалуйста, — подхватываем мы. Отставной лэнс-нейк опускается на место.

— Значит, вы хотите знать, что испытывает человек во время истинной битвы? Хорошо, я расскажу одну историю. О тех четырнадцати овеянных славой днях, когда мы одержали самую знаменитую победу над Пакистаном.

Все тут же собираются вокруг него, глядя на старика широко распахнутыми глазами, точно внучата на любимого дедушку.

Как только Бальвант начинает говорить, его усталый взор подергивается мечтательной, рассеянной дымкой, как у бывалого человека, припоминающего далекое прошлое.

— Шел тысяча девятьсот семьдесят первый — самый судьбоносный год в истории нашей нации…

Слушатели благоговейно затихают. Мистер Уагле отключает звук телевизора. Никто не возмущается. Кому интересны второсортные репортажи по сравнению с рассказом живого солдата, полученным из первых рук?

— Последняя настоящая битва разразилась третьего декабря тысяча девятьсот семьдесят первого года. Знаете, почему я запомнил дату с такой точностью? Именно в этот день, когда объявили войну, мне пришло письмо из Патханкота от любимой жены, которая сообщала, что принесла на свет мальчика, нашего первенца. «И пусть мы сейчас не вместе, — писала супруга, — но мысль о том, что ты сражаешься за родину, наполняет сердце гордостью и отрадой. Горячо молюсь, чтобы небеса сберегли твою жизнь. Возвращайся с победой, я и сын будем ждать тебя».

Не поверите: читаю — и плачу от счастья. Нелегко в такие минуты оказаться в разлуке с семьей, однако я был безумно рад уйти на битву, получив благословение жены, а появление сынишки утроило мои силы.

— Как вы его назвали? — полюбопытствовала миссис Дамле.

— Ну, этот вопрос мы решили уже давно. Думали, если родится девочка, дать ей имя Дурга, а если мальчик — пусть будет Шер. Вот он и стал Шер Сингхом.

— Расскажите про начало войны, — попросил мистер Ширке.

— В ночь на третье декабря, в новолуние, трусливый враг под покровом тьмы нанес упреждающие удары с воздуха на целый ряд наших аэродромов, расположенных в западном секторе. Яростной атаке подверглись Авантипур, Сринагар, Патханкот, Уттарлаи, Джодхпур, Амбала, Агра. И сразу же грянуло массивное наступление на стратегический сектор Чамб на севере.

— Где именно вы служили в то время? — вмешался мистер Уагле.

— Вместе с тринадцатой пехотной дивизией мы угодили в самое пекло, в Чамб. Тридцать пятый батальон сикхов, к которому я относился, как раз послали туда в составе бригады. Однако не мешает объяснить, почему же противник выбрал объектом для нападения простую, казалось бы, деревушку на западном берегу реки Мунавар-Тави. Дело в том, что через нее проходят жизненно важные пути к районам Акхнор и Джауриан. Иными словами, захват Чамба грозил бедой всему государству.

Так вот, примерно в восемь часов пятьдесят минут вечера пакистанцы нанесли троекратный удар по нашему сектору, за каких-то несколько часов уничтожив три пограничных патруля. Чуть ли не все блиндажи в той зоне изрядно пострадали.

Когда разразилось наступление, лично я командовал аванпостом. Противник обрушился на мою заставу с изрядно превосходящими силами. Не забывайте, за рекой Мунавар-Тави у нас оказалось только три батальона, против которых выступила двадцать третья пехотная дивизия Пакистана, группа из ста пятидесяти танков и девять или десять артиллерийских полков — то есть больше, чем по всему Восточному фронту.

Под моим началом тогда служили трое — Сукхвиндер Сингх из Патиалы, Раджешвар из Хошиарпура и Карнаил Сингх из Лудхианы. Последний был нашим любимцем. Высокий, сильный, он говорил рокочущим басом и так заразительно улыбался! Война его не страшила. Карнаил смеялся в лицо лютой смерти. И лишь одного наш храбрый боец страшился всем сердцем.

— Чего же? — интересуется мистер Кулкарни.